«Настоящая книга отпечатана для издательства „П е т р о п о л и с“ в августе 1923 г. в типографии Зинабург и Ко. в Берлине. Reprint by Ardis Publishers Ardis 2901 Heatherway Ann Arbor, ...»

К СИНЕЙ ЗВЕЗДЕ

Настоящая книга отпечатана для

издательства „П е т р о п о л и с“

в августе 1923 г. в типографии

Зинабург и Ко. в Берлине .

Reprint by Ardis Publishers

Ardis

2901 Heatherway

Ann Arbor, Michigan 48104

Н. Г У М И Л Е В

К СИНЕЙ ЗВЕЗДЕ

НЕИЗДАННЫЕ СТИХИ 1918 г .

П Е Т РО П О Л И С

Из букета целого сирени

Мне досталась лишь одна сирень,

И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день .

Все казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени, З а кормой большого корабля .

И за огненными небесами Обо мне задумалась она, Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна .

Сердце прыгало, как детский мячик, Я, как брату, верил кораблю, Оттого что мне нельзя иначе, Оттого что я ее люблю .

Много есть людей, что полюбив, Мудрые, дома себе возводят, Возле их благословенных нив, Дети резвые за стадом бродят .

А другим — жестокая любовь, Горькие ответы и вопросы, С желчью смешана кричит их кровь, Слух их жалят злобным звоном осы .

А иные любят, как поют, Как поют и дивно торжествуют, В сказочный скрываются приют;

А иные любят, как танцуют .

Как ты любишь, девушка, ответь?

По каким тоскуешь ты истомам, Неужель ты можешь не гореть Тайным пламенем, тебе знакомым ?

Если ты могла явиться мне Молнией слепительной Господней, И отныне я горю в огне, Вставшем до небес из преисподней .

Мы в аллеях светлых пролетали, Мы летели около воды, Золотые листья опадали В синие и сонные пруды .

И причуды и мечты и думы Поверяла мне она свои .

Все, что может девушка придумать Об еще неведомой любви .

Говорила: „Да, любовь свободна, И в любви свободен человек, Только то лишь сердце благородно, Что умеет полюбить навек“ .

Я смотрел в глаза ее большие, И я видел милое лицо В рамке, где деревья золотые Сводами слились в одно кольцо .

И я думал — нет, любовь не это !

Как пожар в лесу, любовь судьбе, Потому что даже без ответа Я отныне обречен тебе .

Вероятно, в жизни предыдущей Я зарезал и отца и мать, Если в этой — Боже присносущий I — Так позорно осужден страдать .

Каждый день мой, как мертвец, спокойный, Все дела чужие, не мои, Лишь томленье вовсе недостойной, Вовсе платонической любви .

Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору, В Африку, как прежде, как тогда, Лечь под царственную сикомору И не подниматься никогда Бархатом меня покроет вечер, А луна оденет в серебро, И быть может не припомнит ветер, Что когда-то я служил в бюро .

Мой альбом, где страсть сквозит без меры В каждой мной отточенной строфе, Дивным покровительством Венеры Спасся он от ауто-да-фэ .

И потом — да славится наука! — Будет в библиотеке стоять Вашего расчетливого внука В год две тысячи и двадцать пять .

Но американец длинноносый Променяет Фриско на Тамбов, Сердцем вспомнив русские березы, Звон малиновый колоколов .

Гостем явит он себя достойным И, узнав, что был такой поэт, Мой (и Ваш) альбом с письмом пристойным Он отправит в университет .

Мой биограф будет очень счастлив, Будет удивляться два часа, Как осел, перед которым в ясли Свежего насыпали овса .

Вот и монография готова, Фолиант почтенной толщины* „О любви несчастной Гумилева В год четвертый мировой войны" .

И когда тогдашние Лигейи С взорами, где ангелы живут, Со щеками лепестка свежее Прочитают сей почтенный труд, Каждая подумает уныло,

Легкого презренья не тая:

— Я б американца не любила, А любила бы поэта я .

Цветов и песен благодатный хмель Нам запрещен, как ветхие мечтанья, Лишь девственные наименования Поэтам разрешаются отсель .

Но роза, принесенная в отель, Забытая нарочно в миг прощанья, На томике серьезного изданья (Шамполионовский Joffre Rudel) .

— Ее ведь смею я почтить сонетом?

Мне книга скажет, что любовь одна В тринадцатом столетии, как в этом, П ечальней смерти и пьяней вина, И желто-розовый цветок целуя, Быть может преступленья не свершу я ?

Застонал я от сна дурного И проснулся, смертно скорбя, Снилось мне ты любишь другого, И что он обидел тебя .

Я бежал от моей постели, Как убийца от плахи своей, И смотрел, как тускло блестели Фонари глазами зверей .

Ах, наверно таким бездомным Не блуждал ни один человек В эту ночь по улицам темным, Как по руслам высохших рек .

Вот стою перед дверью твоею, Не дано мне иного пути, Хоть и знаю, что не посмею Никогда в эту дверь войти .

–  –  –

2* Лишь черный бархат, на котором Забыт сияющий алмаз, Сумею я сравнить со взором Ее почти поющих глаз .

Ее фарфоровое тело Томит неясной белизной, Как лепесток сирени белой Под умирающей луной .

Пусть руки нежно-восковые, Но кровь в чих так же горяча,

–  –  –

Пролетела золотая ночь И на. миг замедлила в пути, Мне, как другу, захотев помочь, Ваши письма думала найти .

— Те, что Вы не написали мне .

А потом присела на кровать И сказала „Знаешь в тишине Хорошо бывает помечтать 1 „Та, другая, вероятно, зла, Ей с тобой встречаться даже лень, Полюби меня, ведь я светла, Так светла, что не светлей и день .

„Много расцветает черных роз В потайных колодцах у меня, Словно крылья пламенных стрекоз, Пляшут искры синего огня .

„Тот же пламень и в глазах твоих В миг, когда ты думаешь о ней, Для тебя сдержу я вороных Неподатливых моих коней“ Ночь, молю, не мучь меня! Мой рок Слишком и без этого тяжел, Неужели, если бы я мог, От нее давно б я не ушел?

Смертной скорбью я теперь скорблю, Но какой я дам тебе ответ, Прежде чем ей не скажу „люблю“, И она мне не ответит „нет“ .

Об озерах, о павлинах белых, О закатно-лунных вечерах* Вы мне говорили о несмелых И пророческих своих мечтах .

Словно нежная Ш ах р азад а Завела магический рассказ, И казалось, ничего не надо Кроме этих озаренных глаз А потом в смятении., туманных Мне, кто был на миг Ваш господин, Дали два цветка благоуханных, Из которых я унес один .

Однообразные мелькают Все с той же болью дни мои, Как будто розы опадают И умирают соловьи .

Но и она печальна то же Мне приказавшая любовь, И под ее атласной кожей Бежит отравленная кровь И если я живу на свете, То лишь из-за одной мечты — Мы оба, как слепые дети, Пойдем на горные хребты, Туда, где бродят только козы, В мир самых белых об\аков, Искать увянувшие розы И слушать мертвых соловьев .

Неожиданный и смелый Женский голос в телефоне, — Сколько сладостных гармоний В этом голосе без тела!

Счастье, шаг твой благосклонный Не всегда проходит мимо* Звонче лютни серафима Ты и в трубке телефонной 1 Отвечай мне, картонажный мастер .

Что ты думал, делая а льбом, Для стихов о самой нежной страсти Толщиною в настоящий том ?

Картонажный мастер, глупый, глупый .

Видишь, кончилась моя страда, Губы милой были слишком скупы .

Сердце не дрожало никогда Страсть пропела песней лебединой, Никогда ей не запеть опять, Так же как и женщине с мущиной Никогда друг друга не понять Но поет мне голос настоящий, Голос жизни близкой для меня, Звонкий, словно водопад гремящий, Словно гул растущего огня*,,В этом мире есть большие звезды, В этом мире есть моря и горы, Здесь любила Беатриче Данта, Здесь Ахейцы разорили Трою 1 Если ты теперь же не забудешь Девушку с огромными глазами, Девушку с искусными речами, Девушку, которой ты не нужен, То и жить ты значит не достоин“ Дремала душа твоя, как слепая, Так пыльные спят зеркала, Но солнечным облаком рая Ты в темное сердце вошла Не знал я, что в сердце так много Созвездий слепящих таких, Чтоб вымолить счастье у Бога Для глаз говорящих твоих Не знал я, что в сердце так много Созвучий звенящих таких, Чтоб вымолить счастье у Бога Для губ полудетских твоих И рад, я что сердце богато, Ведь тело твое из огня, Душа твоя дивно крылата, Певучая ты для меня .

В час моего ночного бреда Ты возникаешь пред глазами, Как Самотрасская Победа С простертыми вперед руками Спугнув безмолвие ночное, Рождает головокружение Твое крылатое, слепое, Неудержимое стремленье .

И я не знаю, ты жива ли, Иль только взор твой жив, сверкая, Ища в неисследимой дали Огней невиданного рая Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из другой страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны Не по залам и по салонам Темным платьям и пиджакам — Я читаю стихи драконам, Водопадам и облакам Я люблю — как араб в пустыне Припадает к воде и пьет, А не рыцарем в пелерине, Что на звезды смотрит и ждет .

И умру я не на постели, При нотариусе и враче, А в какой-нибудь страшной щели, Утонувшей в густом плюще .

Чтоб войти не во всем открытый Протестантский, прибранный рай, А туда, где разбойник, мытарь И блудница крикнут: вставай!

Я вырван был из жизни тесной, Из жизни скудной и простой, Твоей мучительной, чудесной, Неотвратимой красотой И умер я.. и видел пламя, Невиданное никогда, Пред ослепленными глазами Светилась синяя звезда Преображая дух и тело, Напев вставал и падал вновь, То говорила и звенела Твоя поющей лютней кровь 3* И запах огненней и слаще Всего, что в жизни я найду, И даже лилии стоящей В высоком ангельском саду И вдруг из глуби осиянной Возник обратно мир земной4 Ты птицеи раненой нежданно Затрепетала предо мной Ты повторяла — „я страдаю“, Но что же делать мне, когда Я наконец так сладко знаю, Что ты лишь синяя звезда Храм твой, Господи, в небесах, Но земля тоже Твой приют .

Расцветают липы в лесах, И на липах птицы поют .

Переброшен к нам светлый мост, И тебе о нас говорят Вереницы ангелов-звезд, Что по разному все горят Если, Господи, это так, Если праведно я пою, Дай мне, Господи, дай мне знак, Что я волю понял Твою .

Перед той, что сейчас грустна, Покажись, как Незримый Свет, И на все, что спросит она, Ослепительный дай ответ .

Ведь отрадней пения птиц, Благодатней ангельских труб Нам дрожанье милых ресниц И улыбка любимых губ В этот мой благословенный вечер Собрались ко мне мои друзья, Все, которых я очеловечил, Выведя их из небытия .

Гондла разговаривал с Гафизом О любви Гафиза и своей, И над ним склонялись по карнизам Головы волков и лебедей Муза Дальних Странствий обнимала Зою, как сестру свою теперь, И лизал им ноги небывалый, Золотой и шестикрылый зверь .

Мик с Луи подсели к капитанам, Чтоб послушать о морских делах, И перед любезным Дон Жуаном Ф анни сладкий чувствовала страх .

И по стенам начинались танцы, Двигались фигуры на холстах, Обезумели камбоджийцы На конях и боевых слонах Заливались вышитые птицы, А дракон плясал уже без сил, Даже Будда начал шевелиться И понюхать розу попросил И светились звезды золотые, Приглашенные на торжество, Словно апельсины восковые, Те, что подают на Рождество .

„Тише крики, смолкните напевы!“ Я вскричал — „и будем все грустны, Потому что с нами нету девы, Для которой все мы рождены.“ И пошли мы, пара вслед за парой, Словно фантастический эстамп, Через переулки и бульвары К тупику близ улицы Декамп .

Неужели мы Вам не приснились, Милая с таким печальным р том, Мы, которые всю ночь толпились Перед занавешенным окном .

Луна восходит на ночное небо И светлая покоится влюбленно На озере вечерний ветер бродит, Целуя осчастливленную воду .

О как божественно соединенье Из вечно созданного друг для друга1 Но люди, созданные друг для друга, Соединяются, увы, так редко .

Еще не раз Вы вспомните меня И весь мой мир волнующий и странный, Нелепый мир из песен и огня, Но меж других единый необманный .

Он мог стать Вашим тоже, и не стал, Его Вам было мало или много, Должно быть плохо я стихи писал И Вас неправедно просил у Бога .

Но каждый раз Вы склонитесь без сил И скажете „я вспоминать не смею, Ведь мир иной меня обворожил Простой и грубой прелестью своею“ .

Так долго сердце боролось, Слипались усталые веки, Я думал, пропал мой голос, Мой звонкий голос навеки .

Но вы мне его возвратили, Он вновь мое достоянье, Вновь в памяти белых лилий И синих миров сверканье Мне ведомы все дороги Н а этой земле привольной .

Но ваши милые ноги В крови, и вам бегать больно .

Какой-то маятник злобный Владеет нашей судьбою, Он ходит, мечу подобный, Меж радостью и тоскою .

Тот миг, что я песнью своею Доволен — для Вас мученье Вам весело — я жалею О дне моего рожденья Я говорил — ты хочешь, хочеш ь?

Могу я быть тобой любим?

Ты счастье странное пророчишь Гортанным голосом твоим А я плачу за счастье много, Мой дом — из звезд и песен дом, И будет сладкая тревога Расти при имени твоем .

„И скажут — что о н ? Только скрипка, Покорно плачущая, он, Ее единая улыбка Рождает этот дивный звон. — „И скажут — то луна и море, Двояко отраженный свет — И после — о какое горе, Что женщины такой же н ет!“ Но, не ответив мне ни слова, О на задумчиво пошла, О на не сделала мне злого И жизнь по прежнему светла .

Ко мне нисходят серафимы, Пою я полночи и дню, Но вместо женщины любимой Цветок засушенный храню

ЕЗБЕКИЕ

Как странно — ровно десять лет прошло С тех пор, как я увидел Езбекие, Большой каирский сад, луною полной Торжественно в тот вечер озаренный Я женщиною был тогда измучен, И ни широкий свежий ветер моря, Ни грохот экзотических базаров, Ничто меня утешить не могло О смерти я тогда молился Богу И сам ее приблизить был готов Но этот сад, он был во всем подобен Священным рощам молодого мира Там пальмы тонкие взносили ветви, Как девушки, к которым Бог нисходит;

Н а холмах, словно вещие друиды, Толпились величавые платаны, И водопад белел во мраке, точно Встающий на дыбы единорог;

Большие бабочки перелетали Среди цветов, вознесшихся высоко, Иль между звезд, — так низко были звезды, Похожие на спелый барбарис .

И, помню, я воскликнул: „выше горя И глубже смерти — жизнь! Прими, Господь, Обет мой вольный, что бы ни случилось, Какие бы печали, униженья Ни выпали на долю мне, не раньше Задумаюсь о легкой смерти я, Чем вновь войду такой же лунной ночью Под пальмы и платаны Езбекие“ .

Как странно! Только десять лет прошло И не могу не думать я о пальмах, И о платанах, и о водопаде, Во тьме белевшем, как единорог И вдруг оглядываюсь я, заслыша В гуденьи ветра, в шуме дальней речи И в ужасающем молчаньи ночи Таинственное слово — Езбекие .

Да, только десять лет, но, хмурый путник, Я снова должен ехать, должен видеть Моря, и тучи, и чужие лица, Все, что меня уже не обольщает, Войти в тот сад и повторить обет Или сказать, что я его исполнил И что теперь свободен .

Ты не могла, иль не хотела Мою почувствовать истому, Твое дурманящее тело И сердце бережешь другому .

Зато, когда перед бедою Я обессилю, стиснув зубы, Ты не придешь смочить водою Мои запекшиеся губы .

В часы последнего усилья, Когда и ангелы заблещут, Твои сияющие крылья Передо мной не затрепещут 4* 51 И в встречу радостной победе Мое ликующее знамя Ты не поднимешь в реве меди Своими нежными руками .

И ты меня забудешь скоро, И я не стану думать, вольный, О милой девочке, с которой Мне было нестерпимо больно .

Нежно небывалая отрада Прикоснулась к моему плечу И теперь мне ничего не надо, Ни тебя, ни счастья не хочу .

Лишь одно бы принял я не споря, Тихий, тихий, золотой покой, Да двенадцать тысяч футов моря Над моей пробитой головой .

Что же думать, как бы сладко нежил Тот покой и вечный гул томил, Если б только никогда я не жил, Никогда не пел и не любил С протянутыми руками С душой, где звезды зажглись, И дут святыми путями И збранники духов ввысь .

И после стольких столетий Которым названье — срам, Н ароды станут, как дети, Склоняться к их ногам .

Тогда я воскликну: „Где ты Ты, созданная из огня, Ты помнишь мои обеты, И веру твою в меня .

„Делюсь я с тобою властью, Слуга твоей красоты, Зато, что полное счастье, Последнее счастье ты !“ Ты пожалела, ты простила, И даже руку подала мне, Когда в душе, где смерть бродила, И камня не было на камне .

Так победитель благородный Предоставляет без сомненья Тому, что был сейчас свободный, И жизнь и даже часть именья .

Все, что бессонными ночами Из тьмы души я вызвал к свету, Все, что даровано богами, Мне, воину, и мне, поэту .

Все, пред твоей склоняясь властью, Все дам и ничего не скрою З а ослепительное счастье Хоть иногда побыть с тобою .

Лишь песен не проси ты милых, Таких, как я слагал когда-то, Ты знаешь, я и петь не в силах Скрипучим голосом кастрата .

Не накажи меня за эти Слова, не ввергни снова в бездну, Когда-нибудь при лунном свете, Раб истомленный я исчезну .

Я побегу в пустынном поле Через канавы и заборы, Забыв себя и ужас боли, И все условья, договоры .

И не узнаешь никогда ты, Чтоб в сердце не вошла тревога, В какой болотине проклятой Моя окончилась дорога .

О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне!

В человеческой, темной судьбе Ты — крылатый призыв к вышине .

Благородное сердце твое — Словно герб отошедших времен .

Освящается им бытие Всех земных, всех бескрылых племен .

Если звезды внезапно горды, Отвернутся от нашей земли,

У нее есть две лучших звезды :

Это — смелые очи твои .

И когда золотой серафим Протрубит, что исполнился срок, Мы поднимем тогда перед ним, Как святыню, твой белый платок .

Звук замрет в задрожавшей трубе .

Серафим пропадет в вышине .

... О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне!

Не всегда чужда ты и горда, И меня не хочешь не всегда, — Тихо, тихо, нежно, как во сне, Иногда приходишь ты ко мне .

Н ад челом твоим густая прядь, Мне нельзя ее поцеловать, И глаза большие зажжены Светами магической луны .

Нежный Друг мой, беспощадный враг, Так благословен твой легкий шаг, Точно по сердцу ступаешь ты, Рассыпая звезды и цветы .

И тому, кто мог с тобою быть, На земле уж нечего любить?

Неизгладимый, нет, в моей судьбе Твой детский рот и смелый взор девический, Вот почему, мечтая о тебе, Я говорю и думаю ритмически Я чувствую огромные моря, Колеблемые лунным притяженьем, И сонмы звезд, что движутся, горя, О т века предназначенным движеньем .

О если б ты всегда была со мной, Улыбчиво-благая, настоящая, Н а звезды я бы мог ступить ногой И солнце б целовал в уста горящие .

Временами не справясь с тоскою И не в силах смотреть и дышать, Я, глаза закрывая рукою, О тебе начинаю мечтать .

— Не о девушке тонкой и томной, Как тебя увидали бы все, А о девочке тихой и скромной, Наклоненной над книжкой Мюссе .

День, когда ты узнала впервые, Что есть Индия, чудо чудес, Что есть тигры и пальмы святые, Для меня этот день не исчез .

Иногда ты смотрела на море, И над морем сбиралась гроза, И совсем настоящее горе Н аполняло слезами глаза .

П очему по прибрежьям безмолвным Н е взноситься дворцам золоты м ?

Почему по светящимся волнам Н е приходит к тебе сераф им ?

И я знаю, что в детской постели Не спалось вечерами тебе, Сердце билось и взоры блестели, О большой ты мечтала судьбе .

Утонув с головой в одеяле, Ты хотела быть солнца светлей, Чтобы люди тебя называли Счастьем, лучшей надеждой своей Этот мир не слукавил с тобою, Ты внезапно прорезала тьму, Ты явилась слепящей звездою, Н о не всем, только мне одному .

И теперь ты не та, ты забыла Все, чем прежде ты вздумала стать .

Где надежда? Вся жизнь—как могила .

Счастье где? Я не в силах дышать .

И, таинственный твой собеседник, Вот, я душу мою отдаю З а твой маленький, смятый передник, З а разбитую куклу твою .

Н а путях зеленых и земных Горько счастлив темной я судьбою, А стихи? Ведь ты мне шепчешь их, Тайно наклоняясь надо мною Ты была безумием моим, Или дивной мудростью моею, Так когда-то грозный серафим Говорил тоскующему змею „Тьмы тысячелетий протекут И ты будешь биться в клетке тесной, Прежде чем настанет Страшный Суд, Сын придет и Дух придет Небесный „Это выше нас, и лишь, когда Протекут назначенные сроки, Утренняя грешная звезда, Ты придешь к нам брат печальноокий .

„Нежный брат мой, вновь крылатый брат, Бывший то властителем то нищим, За стенами рая новый сад, Лучший сад с тобою мы отыщем „Там, где плещет сладкая вода, Вновь соединим мы наши руки, Утренняя, милая звезда, Мы не вспомним о былой разлуке" 5* 67

ОТРЫВОК ИЗ ПЬЕСЫ

Так вот платаны, пальмы, темный грот, Которые я так любил когда-то .

Д а и теперь люблю Но место дам Рукам, вперед протянутым как ветви, И розовым девическим стопам Губам рожденным для святых приветствий .

Я нужен был, чтоб ведала она Какое в ней благословенье миру, И подвиг мой я совершил сполна И тяжкую слагаю с плеч порфиру Я вольной смертью ныне искуплю Мое слепительное дерзновенье С которым я посмел сказать „люблю “ Прекраснейшему из всего творенья .

ПРИМЕЧАНИЯ

Стихотворения настоящего сборника были написаны автором в альбом во время его пребывания в Париже в 1918 г Часть этих стихотворений в новых вариантах была напечатана в сборнике „Костер" изд. 3 И. Гржебина, Берлин 1923 .

Настоящий сборник печатается с по­ длинника, хранящегося в Париже К СТИХ 7 Напечатано в сборн. стих. „Костер" Изд Гржебина, Берлин 1923 стр. 53 „Сон" 1-ая строфа 2-ая строка вместо, с м е р т н о скорбя — т я жко скорбя То же 5-ая строфа 4-ая строка вместо П о д т в о и м. — П р е д т в о и м. .

К СТИХ 9

–  –  –

К СТИХ 10 3-я строфа 1-ая строка. В рукописи не хватает одного слога .

К СТИХ 11 Напечатано в „Звене" № 8 (26 марта 1923) 3-я строфа 1-ая строка вместо * И если... — Но если. .

К СТИХ 12 Н апечатано в сборнике „Костер" стр. 47 „Телефон" К СТИХ 15 „Костер" стр. 45 „Самофракийская По­ беда".

1-ая строфа 8-ая строка вместо:

С а м о тр а сс к а я п о б ед а — Са­ мофракийская победа 3-я строфа .

В твоем безумно-светлом взгляде Смеется что-то, пламенея, И наши тени мчатся сзади Поспеть за нами не умея .

К С Т И Х 16

–  –  –

К С Т И Х 18 „Костер" стр. 41 „Канцона вторая" 2-ая строфа целиком в иной редакции • Точно благовест твой, весна, По веселым идет полям, И весною на крыльях сна Прилетают ангелы к нам К С Т И Х 24

–  –  –