«НАВРЕДИЛИ КУЛАКИ.»: КОСТЮМ «СОВЕТСКИХ КАЗАКОВ» ТЕРЕКА И КУБАНИ В 1930-Х ГГ. Вторая половина 1930-х гг. представляет собой в хронологическом отношении особый, во многом ...»

А.П. Скорик

«НА ЧЕРКЕСКИ НЕ ХВАТАЕТ СУКНА, НАМ

НАВРЕДИЛИ КУЛАКИ...»: КОСТЮМ «СОВЕТСКИХ КАЗАКОВ»

ТЕРЕКА И КУБАНИ В 1930-Х ГГ .

Вторая половина 1930-х гг. представляет собой в хронологическом

отношении особый, во многом уникальный исторический этап в социальной

судьбе российского казачества .

Это было поистине удивительное время, когда после жесткого

командно-административного осуществления антиказачьих акций периода

коллективизации советская власть вдруг резко признала поддержавших ее (или смирившихся с ней) казаков полноправными членами «социалистического общества» .

Несмотря на то, что названные события второй половины 1930-х гг .

сыграли весьма важную роль в судьбе российского казачества (в частности, в жизни казачьих сообществ Кубани и Терека), в южнороссийской региональной историографии они исследованы далеко не столь детально и подробно, как хронологически предшествующие и последующие исторические периоды .

Скажем, мы многократно больше сегодня осведомлены о таких противоречивых страницах истории российского казачества, как «расказачивание» времен Гражданской войны, «поиск согласия» (1) казаков и советской власти в годы НЭПа, антиказачьи акции периода коллективизации или же участие казачьих воинских формирований в Великой Отечественной войне 19411945 гг .

Тем не менее, процесс нормализации отношений между казачеством и советской властью во второй половине 1930-х гг. все же получил некоторое обобщенное отражение в историографии (2) .

Однако остается недостаточно изученным вопрос о культуре «советского казачества» той эпохи .

Культура «советских казаков» Кубани и Терека (как, впрочем, культура любого другого сообщества людей) предстает в социальной истории как явление чрезвычайно емкое и многогранное, требующее обстоятельного исторического повествования .

В рамках одной, даже развернутой, статьи, безусловно, не представляется возможным детально рассмотреть все многообразие казачьей культуры 1930-х гг., всю сложность процессов ее становления и развития .

Поэтому мы предметно ограничимся освещением процессов создания костюма советских казаков и казачек, которые достаточно ярко отражают особенности советского «культурного строительства» в казачьих регионах Кубани и Терека в 1930-х гг .

Формально не существовало никаких нормативно-правовых и подзаконных актов (декретов, правительственных постановлений и т. п.), запрещавших казакам носить свою военную форму, которая в мирное время использовалась ими как повседневная и парадная (выходная) одежда .

Более того, в августе 1925 г. Северо-Кавказский крайисполком в своем циркуляре всем окружным и областным исполкомам об учете особенностей казачьего быта довольно внятно рекомендовал: «казачество должно знать, что Советская власть различает только классовое расслоение, что она относится совершенно одинаково к крестьянину, казаку, горцу .

В силу этого казак может оставаться и называться казаком со всеми своими привычками, носить ту или иную одежду, то или иное холодное оружие, может петь свои вольные песни, собираться на традиционные вечеринки, оказывать почет старикам и т.д. и т.п.» (3) .

Местные партийные работники также достаточно четко разъясняли эту позицию .

В ноябре 1925 г. первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А.И. Микоян, высказываясь против «стеснения казачьего быта», говорил: «нигде в нашей программе не написано, что нельзя носить лампасы и что кубанка означает контрреволюцию, а английская кепи - революцию»

(4) .

Однако при всех высказываемых благих пожеланиях неоспоримым фактом являлось преобладающее отрицательное отношение к любым проявлениям казачьей самобытности со стороны бывших «иногородних», составлявших в конце 1920-х - 1930-е гг. подавляющее большинство представителей местного руководства на Кубани и Тереке .

Неудивительно поэтому, что во время коллективизации, когда такое недоброжелательное отношение резко усилилось, немало казаков «стыдились (своей принадлежности к казачьей общности), не признавались, что (они) казаки» (5). Казаки вынужденно отказывались от повседневного, да и праздничного ношения своего традиционного костюма .

Этот отличительный атрибут казачьей культуры вполне мог быть воспринят местными активистами как вызывающая отторжение знаковая демонстрация принадлежности к казачеству и, соответственно, повлечь с их стороны применение карательных мер .

В результате в казачьей среде успел сформироваться в первой половине 1930-х гг. стойкий стереотип в отношении казачьего костюма .

Не случайно в ходе кампании «за советское казачество» терские казаки, когда недобрым словом вспоминали минувшие годы, то красноречиво рассказывали: «путали нас, что казаков быть не должно, некоторые из нас даже свою казачью одежду перешили в пиджаки» (6) .

Привычка скрывать казачье происхождение проявилась и в другом знаковом событии. В октябре 1935 г. первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Е.Г. Евдокимов, беседуя с казаками-колхозниками Суворовского района края, даже пожурил их за некое, по его мнению, изначальное притворство: «вы почему, ехали к Евдокимову, как нищий прикидываетесь. Почему черкеску не одели, а я с удовольствием смотрю, это красиво. Почему черкеска и почему папаха хуже кепки (?). Это неверно» (7) .

Судя по всему, терские казаки, приехавшие к Евдокимову, были уже научены горьким жизненным опытом и потому предварительно решили, что в казачьей форме на глаза «большому партийному начальнику» лучше не попадаться .

В то же время укоризненные слова Е.Г. Евдокимова вполне логично объяснялись тем, что он выступал перед казаками с официальной позиции, которая ничуть не изменилась с 1920-х гг .

Согласно этой платформе, казачий быт, казачья культура не подлежали «стеснению». Впрочем, вероятно, первый секретарь крайкома что-то знал или каким-то образом догадывался о скором развертывании кампании «за советское казачество», чем и обуславливался доброжелательный тон его речи .

Вместе с тем отказ от повседневного ношения традиционной казачьей одежды не стал в период коллективизации повсеместным явлением в казачьих станицах Кубани и Терека .

На сохранившихся фотографиях первой половины 1930-х гг. мы нередко видим членов кубанских казачьих колхозов в непременных «кубанках», лихо сдвинутых набекрень (8) .

Поэтому когда началась широкомасштабная кампания «за советское казачество», внешний облик населения казачьих станиц Кубани и Терека изменился не столь существенно .

Разница заключалась лишь в том, что казаки непременно стали надевать парадную казачью одежду на те или иные праздники и торжественные мероприятия, активно позировать в парадных костюмах для фотографов из различных газет и журналов .

Правда, если верить свидетельствам Е. Г. Евдокимова, то по итогам осуществления коллективизации возникли некоторые трудности с обеспечением населения казачьих станиц традиционной одеждой .

На уже упоминавшейся встрече с казаками-колхозниками Суворовского района в октябре 1935 г. первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) выразил сожаление по поводу того, что черкеска «прекрасная вещь, красивая, но на сегодняшний день, надо прямо сказать, не по карману» (9) .

«Если бы (мы) имели возможность», рассуждал Е. Г. Евдокимов, «(то) с удовольствием оделись бы в черкески, но пока этой возможности нет .

Почему не можем? Просто не хватает такого сукна, нам навредили кулаки, а мы пока не восстановили это дело» (10) .

Смысл этих витиеватых фраз партийного лидера отчетливо сводился, прежде всего, к тому, что именно «кулаки» якобы злонамеренно своими действиями подорвали развитие овцеводства в крае, в связи с чем не хватало шерсти для изготовления сукна для черкесок .

Так псевдологическое пропагандистское замещение оправдывало верность осуществляемого партийного курса. Причем эту тему чужой «классовой вины» партийный вождь края развивал и значительно позже .

В середине марта 1936 г., выступая на торжественном пленуме Ростовского горсовета с советскими казаками Дона, Кубани и Терека и горцами Северного Кавказа, Е.Г. Евдокимов прямо призвал решить проблему овцеводства в целях обеспечения казаков традиционной одеждой: «Не забывайте, что бешметы или из тонкого сукна шаровары мы не сумеем с вами дать, если не займемся как следует овцеводством» (11) .

Возможно, ситуация в овцеводстве действительно была настолько серьезна, как говорил тогда Е.Г. Евдокимов. Однако, несмотря на весь его большевистский пессимизм, терские казаки уже в самые первые дни развернувшейся кампании «за советское казачество» надели свои привычные черкески .

Об этом мы можем с полной уверенностью говорить, располагая сохранившимися до наших дней фотодокументами. В частности, целый ряд убедительных фотографий поместила краевая газета «Северо-Кавказский большевик» за 1936 г. (12) .

Наряду с терцами во время развернувшейся кампании «за советское казачество» свой традиционный костюм надели и кубанские казаки .

Это, в частности, было хорошо заметно в марте 1936 г., когда на устроенные по случаю развертывания кампании «за советское казачество»

торжества в Ростов-на-Дону прибыли сводные отряды донских, кубанских и терских казаков .

Журналисты, описывавшие следовавших к Ростову донцов и кубанцев, были ошеломлены великолепием внешнего вида последних и уделили им гораздо больше внимания. Это весьма красноречиво отражено в следующем журналистском описании: «кубанцы - в черных черкесках с газырями, в красных бешметах и брюках с кантами, кубанских шапках с красным верхом, в красных башлыках и черных бурках, (при этом) кубанцы вооружены шашками, кинжалами» (13) .

Смысловой подтекст здесь прочитывается вполне ясно: кубанские казаки являются в настоящее время приверженцами советской власти. И все же, казалось, вдруг исторически вернулись былые, доколхозные времена, когда на праздничных торжествах жители кубанских станиц просто поражали сторонних наблюдателей своим внешним видом .

Для исторического сравнения журналистских зарисовок процитируем хронологически более ранний материал В. Ставского. Вот, что он писал: «В праздник выряжаются кубанцы в алые, малиновые, синие бешметы. Узкие талии крепко стянуты поясами, сверкают серебряные - ажурной работы газыри и наборы на поясках» (14) .

Как мы видим, все то же разноцветье красок, но опять очевидна более поздняя акцентация именно на красном цвете .

Через некоторое время была утверждена форма кавалерийских казачьих частей в составе Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА) (15), которая одновременно по сложившейся в былые исторические времена казачьей традиции стала и парадно-выходной одеждой казаков-колхозников во второй половине 1930-х гг .

Отдельные элементы этой армейской формы, например, головной убор, годились и употреблялись казаками для повседневной носки .

Поэтому в определенном смысле можно говорить об окончательном восстановлении мужского костюма кубанцев и терцев. Это были два родственных вида мужского военного платья, но, тем не менее, каждый комплекс был по-своему уникален .

Кубанцы и терцы в качестве кавалерийской формы, установленной для соответствующих казачьих подразделений РККА, носили кубанки, бурки, башлыки, черкески, бешметы, шаровары и сапоги .

Эти же перечисленные нами элементы составляли традиционный костюм кубанских и терских казаков .

«Кубанка» (невысокая барашковая шапка) имела суконный верх, красного цвета у кубанских кавалерийских частей и светло-синего - у терских. В холодную или ненастную погоду костюм кубанских и терских казаков дополняла бурка (16), которая, впрочем, нередко демонстрировалась самими казаками как элемент парадного костюма .

Бурка представляла собой длиннополый войлочный плащ без рукавов с подчеркнуто выдающимися в стороны прямоугольными плечами .

Под буркой, поверх черкески, за спиной, носили башлык, такого же цвета, как верх «кубанки» и бешмет: красный у кубанцев и светло-синий у терцев. Башлык одевался в непогоду поверх головного убора и выглядел как остроконечный капюшон с длинными концами .

В костюме кубанских казаков башлык также играл роль дополнительного украшающего элемента, который размещался сразу за плечами на спине воина. Бешмет, как и в прежние исторические времена, шили в виде прямой рубахи со стоячим воротником. Цвет бешмета непременно совпадал с цветом суконного верха «кубанки» .

Кубанцы и терцы носили шаровары кавалерийского образца из темносинего сукна и сапоги кавказского образца из мягкой черной кожи .

Поверх бешмета одевалась черкеска, из темно-синего сукна у кубанцев и серо-стального - у терцев. Это характерный для кавказских народов мужской однобортный суконный кафтан без воротника, который исторически заимствовали в свое время терские и кубанские казаки .

Типичный покрой черкески в 1930-е гг. практически не изменился .

Она так же, как и в прежние исторические времена, изготавливалась портными (или самими казаками) плотно прилегающей в талии (или в талию со сборками). Черкеска имела конусовидное расширение ткани книзу и длинные расширяющиеся к кистям рук рукава .

На груди черкески обязательно нашивались кожаные гнезда для патронов (газыри). Однако «советская черкеска» была заметно короче дореволюционной и, кроме того, на рукавах казачьих командиров нашивались соответствующие советские армейские знаки различия .

Таким образом, форма (она же парадная и повседневная одежда) «советских казаков» Кубани и Терека не являлась простым копированием костюма казаков дореволюционных, а несла на себе четкий отпечаток раннесоциалистической эпохи 1930-х гг .

Необходимо подчеркнуть, что далеко не все казаки Кубани и Терека выражали желание восстанавливать в новых исторических условиях традиционную казачью форму без каких-либо изменений .

Несколько прохладное отношение к процессам популяризации казачьего костюма выказывала и прекрасная половина казачества. Все же традиционный, хотя и несколько упрощенный женский костюм оставался преобладающим в казачьих станицах .

По сравнению с мужским костюмом в 1930-е гг. одежда кубанских и терских казачек-колхозниц выглядела гораздо скромнее .

Повседневной, да и парадной одеждой казачек летом служили рубаха или блузка с отложным воротником (поверх которой иногда надевали кофточку), юбка или платье - однотонные по цвету либо самых разных смешанных расцветок .

Последнее в большей мере зависело не столько от эстетических вкусов самих казачек-колхозниц, сколько от их скромных материальных возможностей .

Голову казачки обычно повязывали платком или (чаще) косынкой .

Осенью и зимой тот же наряд с учетом наличествующих погодных условий дополнялся стеганкой, чулками, теплым платком .

Примечательно, что женский костюм на Кубани и Тереке существенно не менялся не только в 1930-х гг., но и на протяжении последующих двадцати-тридцати лет, как о том свидетельствуют сохранившиеся фотодокументы (17) .

Одежда казачек Кубани и Терека, практичная и удобная в сельских условиях, была, конечно, менее модной и яркой, чем типичные наряды горожанок. Последним, кстати, это давало повод в межличностном общении насмехаться над сельскими женщинами и девушками .

Председатель одного из кубанских колхозов З.О. Кияшко впоследствии вспоминал, как был неприятно уязвлен и чрезвычайно обижен, когда, будучи в городе, случайно услышал, как одна из идущих впереди него по улице горожанок укоризненно сказала своей подруге: «Что за платье?! Ты в нем выглядишь, как колхозница!» (18) .

Неудивительно поэтому, что многие сельские женщины, и особенно девушки, стремились следовать за городской модой и, если им позволяли средства, то непременно носили береты (для чего делалась соответствующая короткая стрижка), костюмы и другие характерные для того исторического времени «городские» наряды .

Казачки Кубани и Терека в данном случае вовсе не составляли никакого исключения и также пытались хоть как-то угнаться за своенравной «городской» модой .

Так, знаменитая в 1930-х гг. трактористка Канеловской МТС (Кубань) П.И. Ковардак в прессе того времени однозначно именуется кубанской казачкой (19). Однако фотографам периодических изданий сама Паша Ковардак предпочитала позировать не в традиционной одежде казачкиколхозницы, а исключительно в городских нарядах, что вполне естественно для молодой девушки (она родилась в 1913 г., так что даже к исходу 1930-х гг. ей было всего лишь 27 лет) .

Например, во время выборов в Верховный Совет СССР, куда П.И .

Ковардак была выдвинута кандидатом, она была сфотографирована в типичном городском платье, с завитыми и уложенными по тогдашней моде волосами (20) .

Таким образом, костюм «советских казаков» Кубани и Терека не являлся простым копированием сложившихся дореволюционных образцов .

Он сочетал в себе как традиционные элементы, так и ряд характерных советских новаций, при явном преобладании первых над последними .

Это, безусловно, свидетельствовало о наличии устойчивого архетипа в казачьем костюме, который невозможно в одночасье изменить и не затронуть при этом генерализующие основания казачьей субкультуры, тем более что в казачьем костюме наличествовали целый ряд существенных, характерных элементов, которые не только по-прежнему поражали эстетические взгляды современников, но и позволяли однозначно идентифицировать казачью общность как таковую .

Небольшие советские включения никоим образом не изменяли общей конструктивной композиции казачьего костюма .

Этим сочетанием «советский» казачий костюм в полной мере отражал специфику раннесоциалистической эпохи 1930-х гг., когда сталинский режим, целенаправленно декларируя построение «социалистического общества», непременно сохранял и даже старательно укреплял целый ряд социально-экономических и общественнополитических компонентов предшествующих эпох (таких как крепостная зависимость крестьянства, подчиненность общества государству и пр.) .

Наряду с этим в утвержденной кавалерийской казачьей форме символически четко подчеркивалась приверженность казаков советской власти .

Само же официальное возвращение кавалерийской формы казакам в ходе развертывания кампании «за советское казачество», несомненно, укрепляло казачий дух, поддерживало более привычную историческую повседневность, усиливало казачью ментальность, стимулировало стремление казаков развивать воинские традиции .

Однако, несмотря на социальную инверсию названной общегосударственной кампании, немалая часть казаков Кубани и Терека уже явно утрачивала свои казачьи корни и даже сознательно отходила от привычных социальных стереотипов недавнего казачьего прошлого .

Эти исторические тенденции отчетливо отражала и произошедшая эволюция казачьего костюма в 1930-е гг., как, собственно, и отказ от его повседневного использования частью казаков Кубани и Терека .

ПРИМЕЧАНИЯ (1) Выражение профессора Я.А. Перехова. См.: ПереховЯ.А.

Власть и казачество:

поиск согласия (1920-1926 гг.). - Ростов н/Д., 1997 .

(2) См.: Воскобойников Г.Л., Прилепский Д.К. Казачество и социализм:

Исторические очерки. - Ростов н/Д., 1986. - С. 118-133; Очерки истории Ставропольского края. -Ставрополь, 1986. - Т. 2. - С. 156-157; и др .

(3) Циркуляр Северо-Кавказского крайисполкома всем окружным и областным исполкомам об учете особенностей быта казаков и об улучшении воспитательной работы среди них. 26 августа 1925 г. // Восстановительный период на Дону (1921-1925 гг.). Сб .

док-тов / Под ред. П.В. Барчугова; Сост. А.Г. Беспалова, И.М. Борохова, Е.В. Захарова, В.Н. Перелыгина. - Ростов н/Д., 1962. - С. 421-422 .

(4) Краткое изложение отчета секретаря Северо-Кавказского крайкома РКП(б) А.И .

Микояна о работе крайкома на XI Донецкой окружной конференции РКП(б). 13 ноября 1925 г. // Восстановительный период на Дону... - С. 440-441 .

(5) Речь Е. Г. Евдокимова на пленуме Ростовского горсовета с советскими казаками Дона, Кубани, Терека и горцами Северного Кавказа 15 марта 1936 г. // Казачество под большевистским знаменем. - Пятигорск, 1936. - С. 22 .

(6) Шершевский А. Советское казачество // Северо-Кавказский большевик. - 29 марта 1936 г .

(7) Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК). Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 71. - Л. 56-57 .

(8) Колхозники-двадцатитысячники // Коллективист. - 1931. - № 3. - С. 30-32;

Шустов Н. Как организовать сдельщину // Коллективист. - 1931. - № 5. - С. 31; Кубанский Н. Кубань штурмует большевистский сев // Коллективист. - 1932. - № 8. -С. 5-6 .

(9) ГАНИ СК. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 71. - Л. 58 .

(10) Там же. - Л. 56 - 57 .

(11) Речь Е.Г. Евдокимова на пленуме Ростовского горсовета... - С. 28-29 .

(12) См., например, номера газеты «Северо-Кавказский большевик» за 10 марта, 16 марта и 8 декабря 1936 г .

(13) Встреча донских, терских и кубанских казаков // Северо-Кавказский большевик .

-5 марта 1936 г .

(14) Ставский В. Станица. Кубанские очерки. - М., 1930. - С. 58 .

(15) Агафонов О.В. Казачьи войска России во втором тысячелетии. - Киров, 2002. С. 295 .

(16) Там же. - С. 295-296 .

(17) Ратушняк О.В., Ратушняк Т.В. Станица на берегу Лабы // Кубанский сборник:

Сб. науч. ст. По истории края / Под ред. О.В. Матвеева. - Краснодар, 2006. - С. 110, 122, 123; Колхозница. - 1937. - № 1. - С. 17; № 7. - С. 7, 10, 14, 15; № 8-9. - С. 1 .

(18) Кияшко З.О. Годы колхозной жизни. Литературная запись Г. Новогрудского, А .

Дунаевского. - Краснодар, 1953. - С. 59 .

(19) Письмо казаков колхозных кавалерийских сотен Дона, Кубани и Терека И.В .

Сталину. 15 марта 1936 г. // Казачество под большевистским знаменем. - С. 41.